Ярость зажглась на радужке глаз вампира обжигающе-алыми кольцами, вытянулась, скалясь, острием когтей. Его всегда крайне раздражало, когда мать прижимала его к стенке, словно нерадивого школяра. Проявления заботы Каролин, далёкие от совершенства, были для него каждый раз как удар кнута. Дочь же, напротив, хоть и совершенно сбитая с толку, оставалась нежной и мягкой как парное молоко, только лишь с нервной рябью на поверхности. Какое счастье, что рядом был дядя Штефан! Извечный медиатор многих семейных сцен.
— Единственный в нашей семье, кто портачит перед милордом, это ты, - вырвалось у Эмиля и заледеневшим серебряным клинком впилось прямо в грудь его матери. Один меткий удар и как точно в цель. У леди Хант перехватило дыхание, она оцепенела, застыв. Сын продолжал говорить, но она стояла, не шевелясь, боль, полутора веков хранимая внутри, мучительно заискрила в каждой клеточке тела, защипала кончики пальцев, которые мелко, едва заметно задрожали.
Прежде, ещё в пятидесятых, они с Катариной много говорили об этом. Об ошибках Каролин, которые плодились звеньями цепей, крепко сжимая вампиршу в своих тисках, причиняя страдания не только ей одной. Слова колдуньи били не в бровь, а в глаз. Прямо и хладнокровно, она вспарывала сознание подруги, выдавливала гной из старых воспалённых ран, прижигала искренними советами. Каролин злилась на неё, но понимала, что колдунья бесконечно права. Пробуждение должно было стать новым обдуманным шагом к исцелению, что-то вроде пресловутой "новой жизни с понедельника", только леди Хант не учла, что она не проснётся другой по-волшебству даже от магического сна. Она - это всё ещё она. Надумала чёрт пойми что, вспылила, оскорбила детей с порога. "Да уж...славное начало, Каролин! Впрочем, портить всё - это твоя удивительная и неповторимая черта," - снова набросилась она на себя в приступе привычной жалости и самобичевания.
"Нет!" - возразила она себе, собираясь с силами, чтобы вырваться из привычной парадигмы мыслей и движений.
— Я не нуждаюсь в твоём заступничестве, - подытожил мужчина.
— Мама. Не волнуйся. Я уже не маленькое наивное дитя. А милорд, я не сделала ничего, что могло прогневать его. И Франц - это его подарок. Он добр ко мне, - нежность прикосновений и слов Стеллы вырвала Каролин из ступора.
Да, они оба уже не дети, как ни тяжело это принять. Они могут справиться сами.
"Ты душишь их своей заботой, Лин. Причём в своеобразной манере, удивительно, как они оба ещё не сбежали от тебя на другие континенты. Понимаю, думаешь без этого ты будешь им не нужна, словно твоя опека - единственная ценность. Как ты не понимаешь, им не советы твои нужны, а любовь материнская. Этого никто, даже ваш славный дядя Штефан, никогда не сможет им дать," - вспомнились слова Катарины. "Одной любви всегда не достаточно" - горько и упрямо отвечала ей подруга.
Дочь отзывалась о Джуре с теплом и нежностью, которые были слишком хорошо знакомы самой леди Хант, этот оттенок голоса отзывался с её собственным. Неужели она опоздала? Девочка уже очарована, только как далеко это успело зайти? Каролин понимала, что они оба связаны, сами о том не зная. Это невольное притяжение работает в обе стороны и может быть истрактовано как угодно. Если это случилось, они её не простят. Страх пронзил снова до пяток, до самых корней волос. Испитая кровь неприятно закрутилась в животе, вызывая приступ тошноты.
Эмиль перевёл взгляд на Штефана, Каролин тоже.
"Дядя, умоляю, скажи, что милорд не вспоминал о той давней расторгнутой сделке. Он не желал возобновить её с некоторыми изменениями?" - она кивнула на дочь. Господин вполне мог это сделать, если за последний век не успел обзавестись столь желанным чадом.
"Нет, клянусь, такого не было, сделка тут не при чём" - успокоил её вампир. Каролин медленно выдохнула.
И всё же они успели сблизиться так, что Джура узнал главную горечь и тайну её истерзанного сердца. Франц - это не просто собачка для развлечения, это символ, это что-то большее, знаковое. Дочь не говорила насколько тесно они сошлись, но это наверняка, чтобы уязвить Эмиля. Несмотря на помолвку, едва ли девушка забыла, как брат считал её не ровней себе. Быть избранницей главы клана лучше доказательство тому, насколько он был слеп. Лучше поговорить со Стеллой наедине позже.
- Можешь не отвечать, - жестом остановила её мать.
Теперь, когда первые эмоции и паника схлынули, леди Хант почувствовала, как отвратительно испоганила воссоединение семьи. В ней ещё зудела мнительная тревога, но Каролин решила вспомнить о том, что должна пересилить себя и свои страдания, наконец.
Вдох.
- Ты прав, Эмиль, - кивнула женщина, пронзительно глядя в студёно-колючие глаза лорда Ханта. В её голосе не было ни иронии, ни яда, ни дребезжащей обиды, скорее зачатки прозрения. - Ты и Стелла, - Каролин сжала ладошку дочери, и с умоляющей нежностью протянула вторую руку сыну, - возможно, единственное, чем я могу поистине гордиться в этой вечности. Но даже в этом заслуга больше ваша, чем моя. Вы уже давно выросли, это так. А с учётом моей спячки, наш опыт почти сравнялся, - она вздохнула, переводя тёплый взгляд с дочери на сына. - Я слишком много ошибалась и далеко не всегда была с вами справедлива, я это знаю, - её глаза подёрнулись влажной плёнкой, груз вины продолжал давить её грудь, но Каролин держалась изо всех сил, чтобы не смутить детей своими слезами. - Теперь, пожалуй, это мне нужно слушать вас. Простите за это, - вампирша кивнула на письмо, которой в какой-то момент выронила из рук на пол. - Не так я хотела вас встретить, - её голос дрогнул и она сделала то, чего не делала почти никогда. - Мне просто страшно, - призналась в своей слабости. Прежде ей казалось, что она не имеет на это права, дети никогда не должны ощущать, что их мать не способна с чем-то справиться, будь то недруги или собственные чувства. Как бы тяжело не было, она держала перед ними лицо, чтобы быть их опорой, в прочности которой не было ни единого сомнения. Теперь опора нужна ей самой, иначе прошлое раздавит и выжжет. Нужно что-то менять.