Дорога заняла полтора часа. За это время он почувствовал на себе множество взглядов и услышал приглушенные обсуждения. Час тридцать - это много или мало?
Запертые с Алоизом в фургоне грузовика грузчики не успели привыкнуть к восковому блеску маски, закрывающей его лицо. Какие неженки. У самого Алоиза ушло всего несколько лет жизни, чтобы принять безобразное отражение в зеркале. И сравнить его с отражением Айзека.
Красота субъективна, милые ценители прекрасного. Она сопровождает все созданное природой. А если где-то отстает или недостаточно ярко себя проявляет, долг творца ей помочь.
Пока мужчины обсуждали одного из заказчиков перевозки вещей, он рассматривал их, не произнося ни слова. Фонарик в фургоне бил в глазные провалы маски черными тенями, скрывая не только пустоту отсутствующего глаза, но и живую радужку зрячего. Алоиз мог сидеть без движения очень долго. Это еще больше пугало находящихся рядом с ним людей. Но чтобы они сказали, загляни в его мысли?
Линии. Лица и тела состоят из фигур и линий. Насколько гармонично их сочетание определяет красоту. Но, как известно, она для каждого смотрящего своя. Ни в одном грузчике Алоиз не увидел того, что его заинтересовало бы.
Течение скуки прервала остановка машины. Со скрипом открылась дверца кабины со стороны пассажира. Значит, Айзек вышел на улицу и почти сражу же закурил, дразня табачным запахом мечтающих о перекуре работников.
Алоиз не заставил себя долго ждать. Откинув тент, он выпрыгнул на подъездную дорожку.
Дом, каким он был в каталоге, не вызвал у него никаких особых эмоций. Алоиз спрашивал только о том, насколько участок удален от многоэтажек города и однотипных зданий, предназначенных для проживания одной семьи. Изолированный двор стал один из решающих аргументов в пользу покупки.
Занятие искусством не терпит шума и суеты. Алоиз любил одиночество, а оно любило его все прожитые годы, как верная шлюха.
Здесь тихо. В мертвенном спокойствии темных окон есть что-то общее с глазами белой маски. Айзек улыбался брату. Алоиз напрягал рваные мышцы, чтобы ему ответить. Слой воска все скрыл.
Под рассеянным солнцем октября то, как возраст догоняет старшего Синклера, было слишком очевидно. Было время, когда его волосы еще не утратили смоли. Когда братьев можно было перепутать между собой, если скрыть изуродованную сторону младшего. Но то время ушло.
А выражение взгляда осталось. Смотря на Айзека, Алоиз ощутил прилив любви, сгладивший даже острую боль от ощущения предельности жизни. Любви не такой, какая бывает между любовниками. Еще сильней и крепче - семейных уз. Они были единым целым и останутся им за чертой.
Алоиз медленно повернулся обратно к дому. На шутку Айзека о неоправданной цене этого роскошного особняка, пол которого скорее всего сгрызли мыши, он лишь глухо рассмеялся, но ничего не сказал. Слова тут лишние, когда над головой золотой короной сияет осенняя листва огромного дуба.
Он вынул из нагрудного кармана комбинезона ключи от входной двери. Синклеры откроют дом вместе, как старались делать в каждый переезд. Айзек уже стоял рядом, наблюдая за тем, как Алоиз загоняет ключ в личинку замка.
- Матиас не рассказал нам, что здесь без вести пропал ребенок. - Сказал он, ключ уже поворачивался до сухого щелчка.
Агент по недвижимости при всей предельной вежливости и участии не обошелся полной правдой. Но за него все выдали грузчики, не зная чем занять время в фургоне рядом с жутким Алоизом, кроме как болтовней о месте назначения.
Отступив на полшага, младший Синклер пропустил брата первым.
__________________________________________________________________________________________________
Одежда: толстый вязанный свитер с поднятым воротником под грубым комбинезоном, тяжелые разношенные сапоги, перчатки без пальцев.
Аксессуары: восковая маска, закрывающая все лицо.
Длинные волосы спутаны и свободно свисают на плечи.

Новость не оставила брата равнодушным. Рука на плече такая теплая. Тепло, как понимание, легко проходит через плотную вязку свитера, доходя до кожи.
Пора войти в дверь и вскрыть все тайны дома. Если потребуется, острым лезвием. Если нужно, применив силу. Дом закричит, запоет. Чтобы Айзек снова сдержанно улыбнулся и удовлетворил интерес. Алоиз сделает для старшего брата все, что угодно.
Он переступил порог вторым, привыкнув быть тенью. Той, которая чернее черного и молчаливо следует за человеком при свете солнца и под покровом ночи, даже тогда, когда ее не видно.
Зеркало трюмо в прихожей выхватило бледно-молочный край восковой маски, блеснувший из-за занавеси волос. Быстрые шаги не уберегли зрение от запечатленного отражения. Проходя за спиной Айзека, Алоиз всмотрелся в смазанный кадр реальности, полученный без фотоаппарата. У птиц слишком хорошее зрение, чтобы в очередной раз не напомнить, на чьей стороне извечная правда красоты.
В гостиной зеркал не оказалось. Мебель и вещи как будто бы застыли в ожидании возвращения хозяина под горящей люстрой из пожелтевшего пластика. Все лампочки едва заметно мигали, подтверждая слова Айзека о необходимости проверки проводки. Старые провода грызли мыши, оплетка от времени могла рассыпаться крошкой разложившейся резины, их могла окислить вода. Возней с техническим обслуживанием домов всегда занимался Алоиз, редко покидая стены.
Он обернулся, услышав мелодичный металлический звук. Брат стоял возле журнального столика с трубкой телефона в руках. В этой модели в качестве держателей использовались пружины. Именно они щелкнули, когда Айзек снял трубку. Со своего места в центре гостиной Алоиз слышал тишину.
- Хочешь позвонить Декстеру? Он просил сообщить, когда начнем заселяться. - Маска скрывала смягчившуюся линию рта, оставаясь неподвижной. Но по голосу Алоиза было слышно, как он изменился и потеплел, стоило упомянуть племянника.
Долгая жизнь старшего брата была насыщенной и полной. Настоящей жизнью, в которой большое место занимал домашний очаг. Алоиз никогда не ревновал Айзека ни к женам, ни к детям. Более того - не смотря на то, что знал, что обе бывшие супруги брата считают его жутким и страшным, сохранил отличные взаимоотношения и с племянником, и с племянницей. Декстер рвался из штатов в Норвегию, будто бы без него отец не перевезет все необходимые вещи. Способный мальчик, весьма талантливый маг. И к тому же не раз помогал дяде в создании произведений искусства. Поработать бы с ним, у Декстера очень чувствительные руки и врожденное обаяние, помогавшее заманивать мотыльков к открытому огню... Но его отцу это не понравится. Хотя Айзек сам не носил за спиной ангельских крыльев.
По телефону на столике уже никуда не дозвониться. Алоиз вернулся к изучению комнаты. Уже отсюда, не доходя до спальни, понятно, что в доме жил одинокий человек. Когда членов семьи много, каждый оставляет свой росчерк в обстановке. Здесь же все выглядело монохромно. Сходится с тем, что рассказал агент по недвижимости.
Питер Войтичек переехал в Валдмонд из Чехии вместе с женой и сыном в середине восьмидесятых. А доживал в доме один, после потери близких считаясь затворником и сумасшедшим. Но, судя по оставшемуся в доме порядку, вряд ли был хотя бы вторым.
Тихий шорох за спинкой дивана остановил Алоиза. Там кто-то скребся маленькими коготками и вонзал тоненькие пластинки зубов в обивку. Мужчина запустил руку в карман комбинезона. Без замаха, молниеносный блеск кинжала с ручкой в форме головы ворона, и движенье вниз. Отточенное до невероятной остроты лезвие пробило крошечный череп домовой мыши. Она не успела испустить ни писка. Только дернулось тело под остаточными сигналами нервов, желая убежать от опасности. Алоиз сбросил мышь с клинка и поднялся. Равнодушно вытер кинжал о рукав свитера. Крови было мало, удар точно вогнал оружие в головной мозг.
Грызуны портят не только мебель. Они едят воск, оставляя уродливые следы на безупречной гладкой фигуре.

Забота брата не имела границ. В прошлом она помогала скрывать необходимые потери. Раздетые до нага после скальпеля и ножа. До самых костей. Рисунок скелета бесподобен, он совершенен настолько, насколько ему позволяет природа. Суставы и перекладины между ними, состоящие из ажурного кальция и фосфора - идеальное произведение искусства.
Но с некоторыми приходилось прощаться по запрету закона и мести. Как бы Алоиз не привыкал к ним, возникала необходимость растворить все следы во времени и пространстве... Или проводить в последний путь?
Отец и наставник, судья и священник - все это Айзек. Как недовольно дрогнул уголок его тонких губ при упоминании имени Декстера.
"Заботишься о сыне? Не хочешь, чтобы он стал таким, как я?" - запертым в мирной жизни убийцей, оставшимся без ремесла палачом, схваченным в плен стен одиночкой, у которого осталось только одно. Искусство без крови. Картины. Скульптуры. Фотографии. Чучела животных. Пустой воск от любого, даже малого тепла, плавящийся и затекающий в зрячую глазницу.
"Душно дышать от заботы. Какая же она разная у тебя. И какой крест ты несешь всю свою жизнь?... всю нашу жизнь."
Алоиз безэмоционально смотрел через плечо Айзека на превращение мертвой мыши в бессмертный предмет интерьера. Разрушатся стены дома, малахит останется нетронутым. В толще гор он скрывается много тысяч лет, пока из-под кирки шахтера или винта бура не выпрыгнет зеленая искра. Вряд ли можно подумать, что внутри дома минералу будет хуже, чем в слоях серого камня.
- Хочу посмотреть. - Глухо сказал Алоиз сквозь восковую маску.
Он пошел сразу в западное крыло к той большой комнате, о которой упомянул брат. Оставшиеся помещения занимали второй этаж.
Коридор был погружен в полумрак, часть светильников не горела. Мрачности добавляли и темные обои из шуршащей пористой бумаги. Такие отсыревают с течением лет и теряют внешний вид. Но воздух в доме сохранял сухость, обещая обилие пыли. Стены коридора заполняло множество фотографий. На всех одна и та же семья с лысоватым мужчиной во главе, окруженным остальными членами семейства: остроносой высокой женщиной, очень похожим на нее мальчиком лет четырнадцати и добродушным псом породы голден ретривер. Фотографии выхватывали разные моменты жизни некогда населявших дом людей от очевидного заселения до завершения идиллии под ветвями дуба.
"Приторное счастье, насколько оно может им быть."
Чувство раздраженной брезгливости владело Алоизом до конца коридора. На пороге большой комнаты оно пропало, потому что внутри ждало то, что порождает совсем другие эмоции.
Комната являлась копией гостиной. Но гораздо шире, чище, ярче. Белые непрозрачные занавеси на окнах в полной мере пропускали солнечный свет, одновременно не давая с улицы заглянуть, что же происходит в доме. Тот же диван. Прекрасно сохранившаяся, как новая, ковровая дорожка. Низкий столик с журналами и дисковым телефоном. На одной из двух тумб устаревший телевизор, который, кажется, совсем редко включали.
Что не удивительно, в линзу кинескопа смотрели манекены. Один походил на женщину с острым носом в длинном русом парике. Второй изображал подростка, у ног которого лежала собака.
Подойдя ближе, Алоиз узнал голден ретривера с фотографий в коридоре, но в реальности комнаты пес был не более чем реалистичной, но все же игрушкой.

Манекен смотрел на Айзека  ровно одну секунду.
Один. И голова полетела с плеч. Черными кудрями мягко спружинила по полу. Собрала осевшую пыль. Глухо стукнулась о ножку кресла.
Два. Алоиз спрятал нож обратно в рукав свитера. В разрубленной пополам шее куклы осталась половина поворотного шарнира. Другая, со срезом идеальной гладкости, все еще была в голове. Навыки, полученные с кровью и потом, вечны, не смотря на то, что он больше не палач Ордена.
"Знаю, о чем ты думаешь." - Искореженные губы за восковой маской не произнесли ни слова. Алоиз посмотрел на брата в упор.
Предыдущий домовладелец составлял инсталляцию неудавшейся жизни, в то время, как Ворон заставлял красоту стать вечной. Он не коллекционировал неудачи; только то, что совершенно. Отпечатывается именно таким на радужке его единственного глаза, как в зеркале.
Старший брат хотел защитить Алоиза от демонов души их нового дома, но они ему не принадлежали. Чужие галлюцинации и мечты.
"Мусор." - Младшему не нужно знакомиться с соседями, чтобы понять: в их головах точно так же, одни осколки, как у Питера. Пусть купят еще. А остальное без сожаления отправится на помойку.
- Как скажешь.
Телефон продолжал трезвонить. Механизм допотопного устройства без электроники передавал звук режущим ухо звоном. Исходил он не от бесполезного муляжа телефона в этой кунсткамере. Звонил телефон в нормальной гостиной.
Алоиз пошел к источнику шума. Казалось, что с каждым шагом телефон орет все громче и громче. Тонкий слух оборотня улавливал дрожь стекол в деревянных рамах. Снимая трубку даже не подключенного к сети аппарата, он уже слышал детский крик.
- УБИРАЙТЕСЬ! УБИРАЙТЕСЬ! УБИРАЙТЕСЬ! - Вот оно как, требовательно, зло, отчаянно.
Ворон развернул трубку к приближающемуся Айзеку. Но и не сделай он этого, брат все равно услышал бы звонившего. Как слышал весь дом и даже, возможно, грузчики, ждущие в машине команды разгружать вещи Синклеров.

Ментальная сила привидения бушевала в летающих по комнате бумажных пестрых птицах. Алоиз неподвижно наблюдал за тем, как его брат играючи и без проблем уклоняется от журналов и газет. Белая маска скрывала любые эмоции, но не отрицала их наличие.
Авис вернул телефонную трубку на место, пока полтергейст не вздумал снова кричать. Зашить бы ему рот леской, которой таксидермист стягивал шкуры животных на болванке. Но мальчик уже мертв. Не почувствует боли, не заткнется.
И, не прислушиваясь к внутренней связи близнецов, ворон уже знал - старшему брату нравится неожиданное соседство. Айзек не стал бы учителем, если бы не любил детей. Ворон не чувствовал того же. Призрак всего навсего источник шума и помеха для работы.
Наклонив голову, Алоиз дал темным волосам закрыть восковое лицо. Но на радужке его глаза отразилось то, что скрывала реальность.
- Ребенок. Мальчик. Он справа от тебя. - Ворон показал пальцем в выбранном направлении.
В рисунке обоев гостиной с манекенами застыл наполовину вылезший из стены бледный силуэт. Столько шума из такого узкого горлышка. Может быть, его убили, потому что сильно кричал? Пережали веревкой, пальцами, обувным шнурком гортань и перекрыли доступ кислорода, пока он безуспешно отбивался? Возможно.
Мальчик при жизни был худощавым и довольно красивым в посмертной маске ввалившихся глаз. Внутренний ориентир ворона сразу же выделил пропорции полупрозрачного лица. На сегодняшний день труп ребенка уже разложился, но когда-то он был  хорошей основой для скульптуры. Сказать точнее будет возможно, когда полтергейст поборет застенчивость и решит показать себя во всей красе, воплотившись. В том, что это случится, Алоиз не сомневался. Айзека теперь насильно не заставишь отказаться от покупки дома. Если хочет, пусть будет нянькой для мертвеца. Младшего брата неупокоенные останки не интересовали. От привидения требовалось только одно - не лезть в работу скульптора и не соваться в мастерскую.
Гостиная вполне подходит для того, чтобы выбросить мусор, оставленный предыдущим хозяином дома, всю его фальшивую неживую семейку, и полностью переделать комнату для творческого процесса.
- Пропавший малютка нашелся на половину. Не доплачивай Матиасу за удовольствие. - Раздался глухой тихий смех.
То, о чем умолчал агент по недвижимости, раскрыло себя само. Могло бы и подождать полного окончания сделки. Алоиз поймал летевшую в него чашку и сжал пальцы на скучном фаянсе. Керамика осыпалась белой сломанной скорлупой сквозь них под хруст, похожий на хруст костей.

Вроде бы мертвый, а ведет себя совсем как живой. Отпечаток прошлого образа, остаток души, а все еще ребенок. Надувал губы, сводил хмуро брови на вопросы Айзека. Думал, что братья уступят капризам? Напрасно. Обиженному дитятке еще только предстоит открыть рот и поработать прозрачным язычком. Со звуками из горла или без.
- Отдай мне его череп. - Обратился Алоиз к брату, не обращая внимания на гримасы привидения.
Находка костей - дело времени. Маленькое, еще по-детски не загрубевшее белое яблоко окажется в когтях ворона. По рисунку черепа, по линиям челюсти, выпуклой кости лба можно восстановить скульпт и оживить искусство новыми узорами. Малютке не нравится? Но кто его спрашивает.
С этого момента он вместе с домом принадлежит Синклерам. Услада воспитания для Айзека. Помеха, но и возможное вдохновение для Алоиза. Старший сиам уже подвел черту. Движение очков по переносице с горбинкой означало, что назад пути нет. Ворон хорошо знал этот жест. Зеркало показывало одно и тоже. По общей крови через сросшиеся вены.
Дом следовало вычистить шпателем и скребком. После довести до совершенства, зачистив швы острым абразивом. Много работы, но процесс будет приносить удовольствие, потому что ничего другого ему не останется. Не все двери вскрыты скальпелем, как поднятая вверх кожа над раной. Время вспороть рубцы заново и заставить их срастись правильно, как того потребует творец. Фальшивая гостиная могла стать студией для скульптур. Но нужно проникнуть глубже, без наркоза. Алоизу потребуется и подвал с хорошей вентиляцией для чучел. От шкур животных, возрождающихся в таксидермии, исходит химический аромат. Айзеку вредно им дышать, его легкие сгорели в огне.
Нити нервной ткани - электрические провода. Внутренние обои и панели - нарастающая слизистая, защищающая любой живой организм изнутри. В этот дом вдохнуть жизнь будет не легко. Он почти сдался, почти заснул вечным сном.
Алоиз наступил на осколки чашки. Он не видел смысла скрывать свое присутствие за тишиной. Комната все равно разорена расшалившимся младенцем, и прошлый ее порядок отвратителен.
- Уходите. - Шепоток где-то на лапках мышей, скребущихся за обоями. Уже не гневный приказ, скорее просьба. Но она осталась проблеском пойманного света лампы в единственном зрачке ворона. Осталась и погасла.
"Нет, малыш, мы никуда не уйдем."
Голоса на улице. Дым сигареты, которую грузчики выкурили уже далеко не одну, пока ждали вердикта. Айзек успел поговорить с ними и вернуться к росшему у дома дубу.
- Пустим здесь корни, как он? - Алоиз подошел к старшему брату и положил руку на сморщенный ствол дерева.
После стольких лет путешествий от запада до востока, от юга до севера. По меридианам и обратно. Жизнь проходила рядом много раз.