Обрывки слов на чужом языке. Марисоль старалась задержать себя в сознании, не пустить ледяную пустоту, иначе она станет ничуть не лучше упыря. Во что бы то ни было держать сознание нетронутым, живым, оставаться разумной, во что бы то ни стало. Странная речь - нужно понять, что ей напоминает. Мари наморщила лоб и тут же об этом пожалела, кожу болезненно стянуло, казалось еще немного потянуть губы и кожа лопнет как шелуха на змее и слезет лоскутами, ужасное ощущение.
И тут до нее дошло, это же маты. Нецензурная брань, причем откуда-то из восточной Европы, она с трудом различала между собой группу славянских языков, мат у них быт так точно схожий. И вот осознав сам факт, что парень матерится, до нее дошел курьез ситуации. Он забыл, перенервничал, растерялся, что угодно, но все ее мучения - результат простой халатности. Францужен глухо рассмеялась и тут же об этом пожалела. Смеяться почти без звука выходило с противным сиплым шипением, а кровь от этого хлестала еще больше. Снова накатила волна паники, если маг продолжит материться, она просто отключится, станет бездушным упырем и схомячит его на обед, не вспомнив после имени.
"Вот так шуточка. Вот так высказался..." Но гневные выкрики не прекращались. Девушка лишь закатила глаза под лоб, она тут кровью истекает, а он забыл... Если бы не было так больно, она бы снова рассмеялась. Но вовремя совладав с собой, Натаниэль опомнился и начал перебирать в слух все варианты приглашения. Девушка, попыталась было облегченно вздохнуть, но вспомнила, что ей это не нужно, а на человеческую расточительность особо нет ресурса. Ощущение пресса после первого же приглашения пропало, формулировка была на самом деле не важна, не жест и ладушки, но парень подошел к вопросу творчески, он даже покатал ее на руках, пока не убедился, что сработало.
Предложение крови было не менее прекрасно, чем приглашение. Мари беззвучно рассмеялась, не в силах удержаться, хотя кровь и остановилась, потеряв столько крови, она едва не начала высыхать, а пожалуй, что и начала. Самое сложное было удержать сознание чистым, горло жгла такая жажда, что хотелось глотать влагу ведрами, а единственная аппетитная жидкость струилась в его венах, так учтиво предложенных в качестве извинения за "неудобства". Мари улыбнулась пересохшими губами, то, о чем она мечтала еще в начале вечера сейчас ее страшило больше всего. Ей нравился этот паренек, он пах так соблазнительно и сладко еще в начале дремавшего голода, и так одуряюще божественно на его пике, что не хотелось все испортить. У нее едва хватит сил на слабенький гипноз, а получить себе донора, и не просто кого-то, добровольную жертву, а именно его, живого, сладкого, пьянящего мага почти так же сильно, как утолить голод. Вампирская жажда накатила с новой силой, клыки прорезались в один миг, пробивая такую тонкую кожу нижней губы, радужка глаз заполнилась мглой, словно в них выплеснули чернила, в горло словно запихнули горящую головешку из костра, что нужно срочно запить, потушить, что угодно, лишь бы унять это желание, эту безумную потребность.
- Будет больно... Так будет больно - девушка облизала запекшиеся губы, голос был слабый и сиплый, благо можно было почти шептать на ухо, парень наклонился так близко, что хватило бы дюйма, чтобы впиться в него и выпить всего до капельки, но Мари еще держалась, судорожно сглотнула слюну и снова зашептала, чуть развернув лицо парня рукой, чтобы заглянуть в глаза.
- Убери ментальные барьеры, - она покачала головой, лучше не выпендриваться с терминами, - не сопротивляйся гипнозу, расслабься. Я не люблю причинять боль... - тихий полувдох - но могу сделать это приятным. Просто позволь мне...
Она чувствовала как жажда берет верх, как прибой, что поглощает берег, влекомый луной, сантимент за сантиметром отвоевывая сушу, так и жажда, шаг за шагом, поглощала ее сознание.
"Нельзя потерять контроль. "
Тело пронзила мысль, острее жажды. Воспоминания о уроках Пьера были порой страшнее самих уроков, ибо уроки ушли в небытие, а воспоминания, помноженные на острую память вампира преследуют ее даже после его смерти, и будут приходить в кошмарах до ее собственной смерти, может отчасти по этому она ее не боялась, смерть несла забытье и освобождение.
Но все же терпеть дальше не было сил, Марисоль бросила последние силы в гипноз, приказывая лишь одно - СПИ!
Держать зрительный контакт и пить кровь, наверное возможно, если взять запястье, но отказаться от такой близости артерии было уже выше ее сил, а вот держать контроль над спящим, было куда проще. Она могла боль превратить в сладость, в наслаждение, в чудесное забытье на грани сознания.
Острые клыки вошли в шею, резко, но аккуратно, почти бережно, учитывая голод, первые несколько глотков были торопливые, жадные, голодные, но когда кожа вернула себе здоровый лоск, губы полноту и чувственность, девушка стала пить медленно, вдумчиво, наслаждаясь вкусом крови юноши. Это было лучше взрывной карамели на языке, что покалывает и щекочет электрическими разрядами, это было слаще шоколада, ароматнее кофе, что манил ее во снах, лучше свежей выпечки в Провансе, лучше сочного стейка в Аргентине, это был взрыв вкуса всех ароматов мира и самое желанное блюдо - невинная чистая кровь. Сила и власть, что еще пару мгновений назад покинули француженку, сейчас словно хлестали через край переполненного бокала.
Она сосредоточилась на воспоминаниях, Пьер обладал самым необычным даром, что она встречала у вампиров. В Стамбуле, древние улыбались и ласково называли его Шелковая смерть, за то наслаждение, что он дарил своим жертва, за ту сладкую боль, что они испытывали в его руках, готовые сами умолять о смерти, лишь бы снова ощутить этот пульс в крови, этот ток по нервам.
Марисоль поймала эти воспоминания в памяти как живое существо, и с чувством вливала в сознание парня, набрав силу, она как хищник ускользающую добычу, направила гипноз на сознание мага, вливая в него сладчайший яд - свою память, самое яркое воспоминание - за мгновения до обращения.
Она помнила, как глаза наполняются тьмой, но не той, что присуща вампирам или вервольвам, а той тьмой, что доступна лишь человеку - желанием, жаждой обладать, поймать, присвоить. Той жаждой власти, что толкает людей на безумные поступки. Фампир тянула эту тьму из памяти, обрушивая, как водопад, в сознание мага, заставляя сердце биться чаще, сильнее, настойчивее. Она поднимала огонь из его груди, раздувала из единой искры, заставляя пылать, сиять, желать. Француженка делала глоток, возвращая эту силу гипнозом, накаляя нервы до придела, заставляла тело выгнуться дугой, словно от разряда, от истомы, сладчайшей боли, где нет разницы боль это или наслаждение. Она обрушивала на него щемящее чувство эйфории, заставляя каждый нерв, каждый мускул содрогаться от этого жара, что поднимался все выше, грозя затопить разум, и когда уже стало совершенно нестерпимо, когда подошла к приделу терпимости сознания, тогда истома прорвалась беззвучным криком, спадая, как волна после цунами.
Марисоль разом убрала свой контроль, словно отдернула руку, словно его и не было, оставляя лишь в памяти белый слепящий след, и в теле легкость, пустоту, легкую дрожь. Осторожно слизнула каплю крови беглым движением языка и легко улыбнулась, превращаясь в привычную свою ипостась беззаботной блондинки.
Отредактировано Marisol Snowwood (2021-08-25 21:48:00)
